Дмитревский, что я зрел! Колико я смущался,
Когда в тебе Синав несчастный унывал!
Я вce его беды своими называл,
Твоею страстию встревожен, восхищался,
И купно я с тобой любил и уповал.
Как был Ильменой ты смущен неизреченно,
Так было и мое тем чувство огорченно.
Ты страсти все свои во мне производил:
Ты вел меня с собой из страха в упованье,
Из ярости в любовь и из любви в стенанье;
Ты к сердцу новые дороги находил.
Твой голос, и лицо, и стан согласны были,
Да, зрителя тронув, в нем сердце воспалить.
Твой плач все зрители слезами заплатили,
И, плача, все тебя старалися хвалить.
Искусство с естеством в тебе совокупленны
Производили в нас движения сердец.
Ах, как тобою мы остались исступленны!
Мы в мысли все тебе готовили венец:
Ты тщился всех пленить, и все тобою пленны.[1]
[1]Стихи Ивану Афанасьевичу Дмитревскому («Дмитревский, что я зрел! Колико я смущался…») . Впервые — ПСВС, ч. 9, стр. 226. Возможно, это стихотворение было написано по поводу первого публичного спектакля Российского театра 5 февраля 1757 г., когда шла трагедия Сумарокова «Синав и Трувор».
Об ударении в фамилии «Дмитревский» см. комментарий к элегии «К г. Дмитревскому на смерть Ф. Г. Волкова», стр. 532.
Да, зрителя тронув, в нем сердце воспалить — чтобы, растрогав зрителя, зажечь в нем сердце.
Год написания: 1757