Горя любви огнемъ и нѣжася и тлѣя,
Спала подь тѣнью древъ прекрасна Кариклея.
Кто всѣхь думъ ея единственный быль видъ,
Влюбленный въ рощу ту приходитъ Никомидъ.
Увидѣвь онъ ее жаръ пуще ощущаетъ,
И весь воспламененъ сіи слова вѣщаетъ:
Ты щастлива трава, вы щастливы цвѣты,
Которыя сея постеля красоты,
И кроющи сей одръ о вѣтви соплетенны!
Мысли, ахъ, мои ужасно возмятенны,
Могу ли тѣмъ плодомъ я очи утѣшать,
Который зрю всякъ день и не могу вкушать?
Зри пищу и питье и алчу я и жажду;
Къ чему любимь, люблю, когда любовью стражду;
Стараюся мой вѣкъ любовію губить:
Ахъ, лутче ни какой пастушки не любить!
Пастушка спящая услыша гласъ очнулась,
И въ крѣпкомь бывша снѣ отъ крѣпка сна проснулась.
Я видѣла во снѣ: тебя къ себѣ зову:
Звала, а ты ко мнѣ пришелъ и на яву.
Къ чему такія сны ты спя употребила:
Къ чему я надобенъ? Я ето позабыла,
И помню только то, что я тебя звала,
А протчее я все сномь крѣпкимъ заспала.
А я прошедшія ночи сонъ помню ясно:
Пріятенъ быль сей сонъ; да ето все напрасно.
Какой сонъ видѣлъ ты? Потребно ль то вѣщать;
Чево не будешь ты во вѣки ощущать.
Скажи мнѣ сонъ ты свой, я слышати желаю.
Расказомъ едакимъ я пуще воспылаю.
Пожалуй раскажи, скажи скажи мой свѣтъ!
Я видѣлъ то, чево на свѣтѣ лутче нѣтъ.
Скажи жъ, пожалуй мнѣ: съ травы пастушка встала,
Блиставъ лежащая, какъ стоя заблистала.
Во снѣ я въ сей ночи зрѣлъ щастливымъ себя,
И видѣлъ я съ собой лежащую тобя:
Не чувствовалъ любви твоей себѣ я муки,
И были въ сей мѣчтѣ мои свободны руки:
Тебя милуя я всей кровью запылалъ,
И все исполнилъ то, чево дано желалъ.
Не разъ такой мѣчтой я спяща увидала,
И таковыя же сны и о тебѣ видала;
Однако тотъ тюльпанъ со стеблая не спадетъ,
Который лишъ во снѣ паденіе найдетъ.
Зрить часто нищій спя во снѣ златыя горы,
Во полночь видитъ блескъ прекрасныя аѵроры;
Мнѣ зрѣлось будто волкъ ягнятокъ уносилъ;
Однако ни куска онъ мяса не вкусилъ:
Огорчеваетъ сонъ, томитъ и услаждаетъ,
А дѣйствомъ никогда онъ насъ не награждаеть.
Не обвинить меня ни коею виной,
Что ты вчера во снѣ довольствовался мной:
Не назовешь и ты блаженною судьбою,
Что леживала я во снѣ моемъ съ тобою.
О естьли бы я легъ на ету здѣсь траву,
Съ тобой дражайшая подъ тѣнью на яву!
Пастушка ото всѣхъ пасущихъ удаленна,
И сновидѣніемъ любовнымъ распаленна,
Потупила глаза, мятется и дрожитъ;
Однако отъ сея напасти не бѣжитъ;
Въ уединеніи суровости промчались,
Сіяло чувствіе хоть мысли омрачались,
Подобно въ темноту густыхъ на небѣ тучъ,
Хоть солнца мы не зримъ, однако въ небѣ лучь:
Подобно кроются быстрѣйши воды льдами.
Но воды все текутъ и какъ текли водами.
Во отдаленной сей отъ паства сторонѣ,
Исполнимъ на яву что зрѣли мы во снѣ;
Начто во алчѣ намъ и въ жаждѣ болѣй быти,
Когда имѣемъ кормъ и можемъ быть мы сыти:
Почто томимся мы въ деи нашея весны?
Исполнимъ на яву что намъ мѣчтали сны.
Противоборствовать пастушкѣ было трудно;
И естьли бъ не далась она; такъ было бъ чудно.
Год написания: без даты