Открылся бал. Кружась, летели
Четы младые за четой;
Одежды роскошью блестели,
А лица — свежей красотой.
Усталый, из толпы я скрылся
И, жаркую склоня главу,
К окну в раздумье прислонился
И загляделся на Неву.
Она покоилась, дремала
В своих гранитных берегах,
И в тихих, сребряных водах
Луна, купаясь, трепетала.
Стоял я долго. Зал гремел…
Вдруг без размера полетел
За звуком звук. Я оглянулся,
Вперил глаза; весь содрогнулся;
Мороз по телу пробежал.
Свет меркнул… Весь огромный зал
Был полон остовов… Четами
Сплетясь, толпясь, друг друга мча,
Обнявшись желтыми костями,
Кружася, по полу стуча,
Они зал быстро облетали.
Лиц прелесть, станов красота —
С костей их — все покровы спали.
Одно осталось: их уста,
Как прежде, всё еще смеялись;
Но одинаков был у всех
Широких уст безгласный смех.
Глаза мои в толпе терялись,
Я никого не видел в ней:
Все были сходны, все смешались.
Плясало сборище костей.[1]
[1]Бал . Впервые — альм. «Северные цветы» на 1831 г. СПб., 1830, стр. 93-94, по списку из тетр. Б, с ошибкой в ст. 12, без подписи. Впервые под именем О. — РА, 1873, кн. 1, стр. CI-СП, по тому же списку, с изменением в ст. 2. Исправно — изд. 1934 г., стр. 108-109. Печ. по этому тексту. В тетр. А и Б ст. 3(1 первоначально:
[Но в ней я не искал друзей]
В тетр. Б посвящено П. А. Вяземскому и датировано: 1825. Поэтому весьма сомнителен рассказ А. П. Беляева, описывающего свой отъезд из Петербурга в Сибирь 1 февраля 1827 г.: «…У крыльца стояло несколько троек. Нас посадили по одному в каждые сани с жандармом, которых было четверо, столько же,, сколько и нас, и лошади тихо и таинственно тронулись. Городом мы проехали мимо дома Кочубея, великолепно освещенного, где стояли жандармы и пропасть карет. Взглянув на этот бал, один из наших спутников, Одоевский, написал потом свою думу, озаглавленную «Бал мертвецов» (А. П. Беляев. Воспоминания декабриста о пережитом и перечувствованном. СПб., 1882, стр. 204). Возможно, что это — позднее осмысление декабристами ранее написанного О. стихотворения.
Год написания: 1826