(К М. Г. Бедраге)
Бежавший от сует
И от слепой богини,
Твой друг, младой поэт,
Вдруг стал анахорет
И жизнь ведет в пустыне…
В душе моей младой
Нет боле жажды славы,
И шумные забавы
Сменил я на покой.
10 Безумной молодежи
Покажется смешно,
Что я не пью вино,
Что мне вода дороже
И что я сплю давно
На одиноком ложе,
Но, несмотря на то,
На тихий звук свирели
В уютный домик мой
Вертлявою толпой
20 Утехи налетели
И весело обсели
В нем все углы, мой друг;
С печалию ж докучной
Сопутник неразлучный,
Томительный недуг
И, дочь мирского шума
Со свитою своей,
Души угрюмой дума
От хижины моей
30 Стремятся торопливо…
Лишь только боязливо
Задумчивость порой
Заглянет в угол мой,
Покойный и счастливый.
«Оставив шумный свет
И негу сладострастья,
Как мог во цвете лет
Найти дорогу счастья
Твой ветреный поэт?» —
40 Ты спросишь в изумленьи.
Мой друг! в уединеньи,
Как пышные цветы,
Кипят в воображеньи
Прелестные мечты…
Они волшебной силой
В тени моей немой,
С своей подругой милой —
Фантазией младой,
Меня увеселяют
50 Чудесною игрой
И сердцу возвращают
Утраченный покой,
Который мне в пустыне
Милее всех даров
Обманчивой богини:
И злата,и чинов,
И шумных пирований,
И ласковых речей,
И ветреных лобзаний
60 Предательниц-цирцей…
Но ты, мой друг бесценный,
Быть может, хочешь знать,
Как дни мои летят
В Украине отдаленной.
Изволь: твой друг младой,
Простясь с коварным миром,
С свободою златой,
Душ пламенных кумиром,
Живет в степи глухой,
70 Судьбу благословляя;
Он с ложа здесь встает,
Зарю предупреждая,
И в садик свой идет
Немного потрудиться,
Взяв заступ, на грядах.
Когда ж устанет рыться,
Он, с книгою в руках,
Под тень дерев садится
И в пламенных стихах
80 Иль в прозе, чистой, плавной-,
Чужд горя и забот,
Восторги сладки пьет.
То Пушкин своенравный,
Парнасский наш шалун,
С «Русланом и Людмилой»,
То Батюшков, резвун,
Мечтатель легкокрылый,
То Баратынский милый,
Иль с громом звучных струн,
90 И честь и слава россов,
Как диво-исполин,
Парящий Ломоносов,
Иль Озеров, Княжнин,
Иль Тацит-Карамзин
С своим девятым томом;
Иль баловень Крылов
С гремушкою и Момом,
Иль Гнедич и Костров
Со стариком Гомером,
100 Или Жан-Жак Руссо
С проказником Вольтером,
Воейков-Буало,
Жуковский несравненный,
Иль Дмитриев почтенный,
Иль фаворит его
Милонов — бич пороков,
Иль ветхий Сумароков,
Иль «Душеньки» творец,
Любимец муз и граций,
110 Иль важный наш Гораций,
Поэтов образец,
Иль сладостный певец,
Нелединский унылый,
Или Панаев милый
С идиллией своей —
В тиши уединенной
Дарят попеременно
Мечты душе моей.
Но полдень! В дом укромный
120 Иду; давно уж там
Меня обед ждет скромный;
Приятный фимиам
От сочных яств курится;
Мгновенно возбудится
Завидный аппетит —
И труженик-пиит
За шаткий стол садится…
Потом на одр простой
Он на часок приляжет;
130 Бог сна, Морфей младой,
Ему гирлянду свяжет
Из маковых цветов,
И в легком сне покажет
Приятелей-певцов…
Они все в Петрополе;
В моей счастливой доле
Лишь их недостает!
Под вечер за работу
Иль в сад, иль в кабинет,
140 Иль грозно на охоту
С котомкой за спиной
Иду с ружьем — на бой
Иль с зайцами, иль с дичью!
И, возвратясь домой,
Обременен добычью,
Пью ароматный чай…
Вдруг входит невзначай
Ко мне герой Кавказа,
Которого в горах
150 Ни страшная зараза,
Ни абазех, ни бах,
Ни грозный кабардинец,
Ни яростный лезгин,
Ни хищный абазинец
Среди своих долин
Шесть лет не в силах были
Дух твердый сокрушить…
Непобедимым быть,
Казалося, судили
160 Герою небеса!
Но вдруг его пленили
_Прелестные глаза_…
Вздыхая и вздыхая,
Не умер чуть боец;
Но сжалясь наконец,
Красавица младая
И сердце и себя,
Героя полюбя,
С рукой ему вручила
170 Во храме под венцом;
Но скоро изменила
И молодым певцом
Бойца переменила…
Сей отставной майор,
Гроза Кавказских гор,
Привез с собой газеты.
Принявши грозный вид, —
«Почто, — входя, кричит, —
Мои младые леты
180 С такою быстротой,
О труженик младой!
Сокрылись в безднах Леты?
Война, война кипит!
В Морее пышет пламя!
Подняв свободы знамя,
Грек Оттоману мстит!
А я, а я не в силах
Лететь туда стрелой,
Куда стремлюсь душой!
190 Кровь тихо льется в жилах
И с каждым, с кажд
ым днем
Всё более хладеет;
Рука владеть мечом
Как прежде — не умеет,
И бич Кавказских стран
Час от часу дряхлеет,
И грозный Оттоман
Пред ним не побледнеет!»
Со вздохом кончив речь,
200 Майор с себя снимает
Полузаржавый меч
И слезы отирает.
О прошлой старине,
О Сечи своевольной,
О мире, о войне
Поговорив довольно,
Мы к ужину идем;
Там снова в разговоры,
А изредка и в споры,
210 Разгорячась вином,
Майор со мной вступает,
И Порту и Кавказ
В покое оставляет,
Поэзию ругает
И приступом Парнас
Взять грозно обещает!..
Но вот уж первый час!
Морфей зовет к покою
И старому герою
220 На вежды веет сон,
Вакх также наступает,
А старость помогает,
И в спальну быстро он,
Качаясь, отступает,
В атаке с трех сторон…
Майора в ретираде
До ложа проводя,
Я освежить себя
Иду в прохладном саде:
230 Чуть слышный ветерок,
Цветов благоуханье,
Лепечущий поток,
Листочков трепетанье,
И мрак, и тень древес,
И тишина ночная,
Пучина голубая
Безоблачных небес,
И в ней, в дали безбрежной,
Уныла и бледна,
240 Средь ярких звезд одна,
Как лебедь белоснежный,
Плывущая луна;
И древ и неба своды,
И хижинка моя,
Смотрящиеся в воды
Шумящего ручья,
И лодки колыханье,
И Филомелы глас —
Всё, всё очарованье
250 В священный ночи час!
Природы красотами
Спокойно насладясь,
Я тихими шагами
В приют свой возвращусь,
Пенатам поклонюсь,
К ним верой пламенея,
И на одре простом
В объятиях Морфея
Забудусь сладким сном…
260 Так юного поэта,
Вдали от шуму света,
Проходят дни в глуши;
Ничто его души,
Мой друг, не беспокоит,
И он в немой тиши
Воздушны замки строит!
Заботы никогда
Его не посещают,
Напротив, завсегда
270 С ним вместе обитают
Свобода и покой
С веселостью беспечной…
Но здесь мне жить не вечно,
И час разлуки злой
С пустынею немой
Мчит время быстротечно!
Покину скоро я
Украинские степи,
И снова на себя
280 Столичной жизни цепи,
Суровый рок кляня,
Увы, надену я!
Опять подчас в прихожей
Надутого вельможи,
Тогда как он покой
На пурпуровом ложе
С прелестницей младой
Вкушает безмятежно,
Ее лобзая нежно,
290 С растерзанной душой,
С главою преклоненной
Меж _челядью златой_,
И чинно и смиренно
Я должен буду ждать
Судьбы своей решенья
От глупого сужденья,
Которое мне дать
Из милости рассудит
Ленивый полуцарь,
300 Когда его разбудит
В полудни секретарь…
. . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . .
Для пылкого поэта
Как больно, тяжело
В триумфе видеть зло
И в шумном вихре света
Встречать везде ханжей,
Корнетов-дуэлистов,
310 Поэтов-эгоистов
Или убийц-судей,
Досужих журналистов,
Которые тогда,
Как вспыхнула война
На Юге за свободу,
О срам!, о времена!
Поссорились за оду!..[1][2]
Лето 1821
[1]ДРУГИЕ РЕДАКЦИИ И ВАРИАНТЫ
вместо 65-69 [Изволь… Младой пиит,
Автограф ПД Простясь с коварным светом
И став анахоретом,
Дух юный веселит
Цевницей семиствольной
И с Музой своевольной
К друзьям в мечтах летит
Он из Украины дольной,
Где дни свои ведет]
71 [Где] он с [одра] встает
124-127 [И аппетит певца!
Мгновенно возбудится, —
Он ест, и пот с лица,
Как крупный град, катится…]
вместо 135 [Которых в Петрополе,
На берегах Невы,
Оставил он. [Увы!]
156 [Семь] лет не в силах были
172-173 [И юным молодцом]
[Его] переменила
289 Ее целуя нежно
292 вычеркнут в автографе
[2]»Соревнователь», 1821, No 12, с. 337, с цензурными купюрами ст. 283-315; ПСС, с. 285, по автографу ПД. Написано во время пребывания Рылеева в Острогожске летом 1821 г.; 17 октября представлено в Вольное общество (см. «Ученая республика», с. 404). О М. Г. Бедраге см. примеч. 21. «Пустыня» — традиционное послание в стиле легкой поэзии, образец которого дал Батюшков в «Моих пенатах» (1811). Подражанием «Моим пенатам» явились «Городок» Пушкина (1814), «Послание к Дашкову» В. Л. Пушкина . Мотивы, композиция, даже стихотворный размер этих произведений сходны. «Пустыня» отражает круг чтения Рылеева летом 1821 г. От слепой богини, т. е. от Фемиды (греч. миф.), богини правосудия, которая изображалась с завязанными глазами. Рылеев намекает здесь на то, что временно оставил свою службу в уголовном суде. Цирцея (греч. миф.) — легендарная волшебница, одна из героинь «Одиссеи» Гомера; в переносном смысле — опасная соблазнительница. То Пушкин своенравный и т. д. Стихи, в которых повествуется о круге чтения автора, показывают литературные симпатии Рылеева. Это «молодые поэты» Пушкин и Баратынский, признанные вожди «новой школы» Батюшков и Жуковский (причем Батюшков на одном из первых мест). Это и ряд традиционных имен с традиционными же характеристиками: Ломоносов («честь и слава россов»), Державин («важный пат Гораций, поэтов образец»), Н, М. Карамзин и И. И. Дмитриев, драматурги XVIII в. А. П. Сумароков и Я. Б. Княжнин, а также В. А. Озеров — прославленный трагик начала XIX в. Тацит-Карамзин, с своим девятым томом. Имеется в виду «История Государства Российского» Карамзина, девятый том которой Рылеев читал летом 1821 г. Мом (греч. миф.) — божество насмешки и порицания. Костров Е. И. (1752-1796) и Гнедич Н. И. — переводчики «Илиады» Гомера; Костров перевел первые восемь песен. Гнедич осуществил весь перевод, законченный в 1828 г.; о Гнедиче см. примеч. 24. Воейков-Буало. Воейков А. Ф. (1779-1839) — поэт-сатирик, переводчик и журналист, автор дидактической поэмы «Искусства и науки», что дало повод к сближению его с Буало, автором знаменитого стихотворного трактата «Поэтическое искусство». Милонов М. В. (1792-1821) — поэт-сатирик и переводчик, заинтересовавший Рылеева своим подражанием сатире Персия «К Рубелию» (см, примеч. 1). «Душеньки» творец — Богданович И. Ф. (1743-1803), автор поэмы «Душенька» (1775). Нелединский-Мелецкий Ю. А. (1752-1828) — сентименталистский поэт, автор популярных песен и романсов. Панаев В. И. (1792-1859) — поэт сентиментального направления. Книга его «Идиллий» имелась в библиотеке Рылеева (см. ЛИ, с. 320). Петрополь — Петербург. Абазех, бах, абазинец — народности Северного Кавказа. Война, война кипит! В Морее пышет пламя и т. д. Речь идет о начавшемся в 1821 г. восстании греков за свою независимость против Турции. Морея (южная Греция) была одним из главных очагов национально-освободительного движения. Сочувственное отношение Рылеева к восставшим грекам сказалось также в стихотворениях «А. П. Ермолову» (No 14) и «На смерть Вейрона» (No 34). Оттоман — турок; Оттоманская порта — официальное наименование Турции. Ретирада — отступление, уход. Филомела (греч. миф.) — афинская царевна, превращенная богами в соловья; поэтическое имя соловья вообще. Досужих журналистов, которые тогда и т. д. Намек на литературную полемику начала 1820-х годов, предмет которой Рылеев считал несущественным, как видно из его статьи 1825 г. «Несколько мыслей о поэзии» (ПСС, с. 371). Война на Юге за свободу. Снова речь идет о восстании в Греции.
Год написания: 1821