О чем средь ужасов войны
Тоска и траур погребальный?
Куда бегут на звон печальный
Священной Греции сыны?
Давно от слез и крови взмокла
Эллада средь святой борьбы;
Какою ж вновь бедой судьбы
Грозят отчизне Фемистокла?
Чему на шатком троне рад
10 Тиран роскошного Востока,
За что благодарить пророка
Спешат в Стамбуле стар и млад?
Зрю: в Миссолонге гроб средь храма
Пред алтарем святым стоит,
Весь катафалк огнем блестит
В прозрачном дыме фимиама.
Рыдая, вкруг его кипит
Толпа шумящего народа, —
Как будто в гробе том свобода
20 Воскресшей Греции лежит,
Как будто цепи вековые
Готовы вновь тягчить ее,
Как будто идут на нее
Султан и грозная Россия…
Царица гордая морей!
Гордись не силою гигантской,
Но прочной славою гражданской
И доблестью своих детей.
Парящий ум, светило века,
30 Твой сын, твой друг и твой поэт,
Увянул Бейрон в цвете лет
В святой борьбе за вольность грека.
Из океана своего
Текут лета с чудесной силой:
Нет ничего уже, что было,
Что есть, не будет ничего.
Грядой возлягут на твердыни
Почить усталые века,
Их беспощадная рука
40 Преобратит поля в пустыни.
Исчезнут порты в тьме времен,
Падут и запустеют грады,
Погибнут страшные армады,
Возникнет новый Карфаген…
Но сердца подвиг благородный
Пребудет для души младой
К могиле Бейрона святой
Всегда звездою путеводной.
Британец дряхлый поздних лет
50 Придет, могильный холм укажет
И гордым внукам гордо скажет:
«Здесь спит возвышенный поэт!
Он жил для Англии и мира,
Был, к удивленью века, он
Умом Сократ, душой Катон
И победителем Шекспира.
Он всё под солнцем разгадал,
К гоненьям рока равнодушен,
Он гению лишь был послушен,
60 Властей других не признавал.
С коварным смехом обнажила
Судьба пред ним людей сердца,
Но пылкая душа певца
Презрительных не разлюбила.
Когда он кончил юный век
В стране, от родины далекой,
Убитый грустию жестокой,
О нем сказал Европе грек:
«Друзья свободы и Эллады
70 Везде в слезах в укор судьбы;
Одни тираны и рабы
Его внезапной смерти рады»».[1],[2]
[1]ДРУГИЕ РЕДАКЦИИ И ВАРИАНТЫ
10 Султан роскошного Востока
«Альбом
сев. муз»
22-24 Влачить опять она должна,
И вновь ярмом отягчена
Возникнувшей Эллады выя
46-48 Не истребится никогда!
К могиле Байрона всегда
Звездой он будет путеводной.
60 И дара муз не унижал
64 Людей не вовсе разлюбила
69 Друзья, терзаемой Эллады
71 Лишь Магометовы рабы
[2]»Альбом северных муз», СПб., 1828, с. 244, с цензурными искажениями в ст. 2, 22-24,46-48, 60, 64, 69 и 71, без подписи, с произвольной датой: «1825 года», публикация А. А. Ивановского; BE, 1888, No 12, с. 592, по автографу ПД, неточно; ПСС, с. 98, по автографу ПД. В автографе карандашные пометы и исправления, сделанные владельцем автографа (А. Ивановским?) при подготовке его к печати. Байрон умер 7(19) апреля 1824 г. в Греции, в Миссолунгах, куда он выехал летом 1823 г., чтобы принять участие в борьбе греческого народа за свою независимость. День его смерти был объявлен греческими патриотами днем национального траура. В конце мая весть о смерти Байрона дошла до России. И сочувствие греческому движению и восторженное отношение к Байрону русских романтиков вызвало ряд стихотворных откликов на смерть английского поэта. 24 мая 1824 г. П. А. Вяземский писал А. И. Тургеневу: «Какая поэтическая смерть — смерть Байрона! Он предчувствовал, что прах его примет земля, возрождающаяся к свободе, и убежал от темницы европейской. Завидую певцам, которые достойно воспоют его кончину… Греция древняя, Греция наших дней и Бейрон мертвый — это океан поэзии!» («Остафьевский архив князей Вяземских» т. 3, СПб., 1899, с. 48-49). Среди поэтических откликов на смерть Байрона были и религиозно-элегические («Бейрон» И. И. Козлова), но преобладали вольнолюбивые и даже революционные: «На смерть Байрона» Кюхельбекера, «Смерть Байрона» Веневитинова. Как революционного поэта изобразил Байрона Пушкин, посвятивший ему строфу в стихотворении «К морю». Оценку поэзии Байрона Рылеев дает чрезвычайно высокую, называя его «победителем Шекспира». Подобную точку зрения оспаривал Кюхельбекер; в том же году он противопоставлял «огромного Шекспира» — «однообразному Байрону» (альм. «Мнемозина», ч. 2, М., 1824, с. 41). О воздействии Байроиа на творчество Рылеева см.: Маслов, с. 271-292. «На смерть Бейрона», как и названное произведение Кюхельбекера, обладает многими признаками классической оды, хотя Рылеев и не столь последовательно, как Кюхельбекер, выдерживает традиционные признаки жанра. Тем не менее Пушкин в своей пародийной «Оде его сиятельству графу Д. И. Хвостову» использовал не только произведения Кюхельбекера, но и Рылеева, в частности его рифму: «взмокла — Фемистокла», ранее употребленную в послании «А. П. Ермолову» (см.: Пушкин, т. 2, с. 387, а также в кн.: Ю. Н. Тынянов, Пушкин и его современники, М., 1968, с. 113). Фемистокл — см. примеч. 14. Как будто идут на нее Султан и грозная Россия. Упоминание о России как враждебной Греции державе, по-видимому, не случайно, так как правительство Александра I официально заявило о нежелании поддерживать восставших греков. Сообщение об этом было напечатано в СО, 1821, No 4, с. 49-51. См. также: В. Селинов, Пушкин и греческое восстание. — Сб. «Пушкин. Статьи и материалы», вып. 2, Одесса, 1926, с. 5-31. Царица гордая морей — Англия. Катон — см. примеч. 1.
Год написания: 1824