ПЕСНЬ 1
Шуми, греми, незвучна лира
Еще неопытна певца,
Да возглашу в пределы мира
Кончину _пирогов_ творца.
Да возвещу я плач ужасный
Трех _тафелей_, всех _поваров_.
Друзья! Уж Кулаков несчастный
Не суетится средь _котлов_.
Уж глас его не раздается
10 В обоих кухнях здесь,
От оного уж не мятется
Собор его команды весь.
Уже в горохе пременился
Доселе вкус приятный нам,
Картофель густоты лишился
И льется с мисок по столам.
И ах! Наперсника лишенный,
Восплакал, возрыдал _Бобров_,
Такой потерей огорченный,
20 Он перебил всех _поваров_.
Но Аполлон велеречивый
И Клио с громкою трубой,
Поведайте: масло-любивый
Так кончил дни герой:
Среди котлов на очаге
Возвышен, восседал _Бобров_,
Внизу с чумичкою в руке
Стоял смиренно _Кулаков_.
Стоял… власы его вздымались,
30 Стоял… вздыхал, не говоря,
Его лишь взоры устремлялись
На кухню славного царя.
Напрасно тщился пес _Боброва_,
Ласкаяся, его развеселить,
Напрасно повара Косого
Тулаев притащил смешить.
_Бобров, Бобров_ замысло<ва>тый!
Успеха даже не имел,
И _Кулаков_ в свои палаты
40 С тоскою мрачною отшел.
Лишь только с лестницы спустился,
Как вдруг бездыханный он пал.
«Аминь! Он жизни сей лишился», —
Тут шедший повар закричал.
Царя чертог тут взволновался,
Когда достиг к нему звук слов;
Се вопль повсюду промчался —
И с плачем пробежал _Бобров_,
Следом ему пес колченогой,
50 Хромая, к телу прилетел,
_Бобров_ вопил: «О боги! боги!»
А пес, визжавши, весь вспотел.
«Почто меня ты оставляешь, —
Несчастный продолжал _Бобров_, —
Мою ты жизнь отравляешь,
Не буду есть я пирогов!
Восстань, очнись! О, мой любезный,
Восстань, прошу тебя, восстань!
Почто велишь мне лить ток слезный —
60 Восстань, я простираю длань».
Осталось втуне то моленье,
Труп хладный воплям не внимал,
Скончался тот, о провиденье!
Кто хворост маслом поливал.
Скончался тот, кого страшились
Сапожня, кухня, погреба;
Скончался тот, кому дивились
Чаны на кухне вне себя.
Тс… тс… Пегас, скачи потише
70 И против воли не неси,
А как взлететь захочешь выше,
То у других ты попроси,
А я устал, да и довольно
Теперь бумаги измарал,
Но нет, всё несет невольно,
Чтоб погребенье описать.
Быть так, я для тебя склонюся
И погребенье пропою,
Ретивый, только я боюся,
80 Что сломит голову мою.
ПЕСНЬ 2
О Аполлон! Подай мне лиру,
Подай Кастальских кубок вод,
Да воспою достойну миру
В Смоленск я погребальный ход.
Впреди предшествовал _Тулаев_,
За ним шел _Зайцев, Савинов_,
С рябою харею _Миняев_,
Потом _Затычкин_ и _Смирнов_.
Их гласы п_о_всюду сливались,
90 Трясли всё зданье по странам,
Глубоко в сердце отзывались
И смех и плач являли нам.
_Тулаев_ с _Зайцевым_ ревели,
_Савинов_ тенором тянул,
_Смирнов, Миняев_ тихо пели,
_Затычкин_ что есть мочи дул.
А Силин, с ними съединяся,
По-козьи, кажется, кричал,
Тут пес лизал его, льстяся,
100 И трели с визгом подпущал.
За ними зрелась колесница,
Везомая тремя коньми,
Попон на коих, как тряпица,
Разорван влекся по земли.
Коней, занятых из-под чана,
Имея факелы в руках,
Вели два наши великана,
Как можно делав меньше шаг.
За колесницею ж родные
110 И тьма в слезах знакомых шли,
Вблизи ж и соус и жаркие,
Как будто ордена, несли.
На гробе же пирог за шпагу
С чумичкою большой лежал,
Что Кулаков имел отвагу
На чадной кухне быть являл.
Потом шел Краснопевиев бледный
С супругой бледною своей,
Неся котел луженый, медный,
120 Как бы усопшего трофей.
Но, муза, пой, я зрю _Боброва_:
Власы растрепаны на нем,
Лице искажено сурово,
И слезы катятся ручьем.
Он рвется, плачет, умирает
И жалостный являет вид,
Едва очнется — упадает,
Не может вовсе говорить.
Но наконец уста открылись,
130 И прямо, Кулаков, к тебе
Слова высоко устремились, —
Я стану продолжать себе;
Но вот и к кухне подъезжают
В кафтанах новых повара,
В кастрюли громко ударяют,
Провозгласив трикрат — «Ура!».
С такой процессией прекрасной
В Смоленской тело провезли
И в мрак сырой могилы страшной
140 Героя кухни погребли.
Прости, священна тень героя,
Долг мудрый слабому прощать.
Прости, что, лиру я настроя,
Мог слабо тень твою бряцать.
Я знаю, точно недостоин
Вещать о всех делах твоих,
Я не пиит, а только воин,
В устах моих нескладен стих.
А ты! О мудрый, знаменитый!
150 Царь кухни, мрачных по
гребов,
Топленым жиром весь политый,
Единственный герой _Бобров_.
Не озлобися на поэта,
Тебя который воспевал,
И знай, у каждого кадета
Невежей я бессмертен стал.
Прочтя сии строки, потомки
Вспомянут, мудрый, о тебе,
Твои дела прославят громки,
160 В<о>спомнят также обо мне.[1]
[1]90. «Исторический вестник», 1885, No 1, с. 82 (ст. 145-160); No 4, с. 118 (ст. 1-16, 37-48, 53-60, 81-88, песнь 2 в сокращении и с перестановкой строк); BE, 1888, No 11, с. 217 (ст. 1-12, 17-20); PC, 1896, No 3, с. 506; ПСС, с. 317. В «Историческом вестнике» публикация принадлежит Н. С. Лескову и сделана по памяти (отсюда пропуски и ошибки), в BE поэма опубликована В. Е. Якушкиным по автографу, в PC — М. П. Кудрявцевым по списку. Печ. по автографу (?) ПД с учетом устраненных в ПСС ошибок и описок в ст. 61, 82, 92, 123, 129, 130. Поэма написана Рылеевым во время его пребывания в 1-м кадетском корпусе, т. е. не позднее 1813 г., ибо в начале 1814 г. он был выпущен в армию. По жанру это — так называемая ирои-комическая поэма, главная особенность которой в том, что поэтика героического эпоса сочетается с явно не соответствующим ей по банальности и сниженности сюжетом. Образцом этого жанра в России была поэма В. И. Майкова «Елисей, или Раздраженный Вакх» (1771). Об обстоятельствах написания «Кулакияды» подробно рассказал Н. С. Лесков в очерке «Кадетский малолеток в старости». Название «Кулакияда», сообщает он, «шло от собственного имени старшего корпусного повара Кулакова, который скоропостижно умер, стоя у плиты…» («Исторический вестник», 1880, No 1, с. 120-121). Песнь 1. Тафель (тафельдинер) — унтер-офицер, в ведении которого находилась столовая кадетского корпуса. Бобров А. П. — бригадир, эконом корпуса, отличался редким для этого учебного заведения гуманным обращением с воспитанниками. О нем, а также о корпусных легендах, связанных с его отношением к поэме Рылеева, см. очерки Н, С. Лескова «Один из трех праведников» («Исторический вестник», 1885, No 1, с. 80-85) и «Кадетский малолеток в старости» (там же, No 4, с. 111-131). Клио (греч. миф.) — муза истории. Чумичка — поварской черпак. Песнь 2. Кастальские води (греч. миф.) — источник на Парнасе близ храма Аполлона, символ поэтического искусства. Тулаев, Зайцев, Савинов, Смирнов, Миняев, Затычкин, Силин, Краснопевцов — служители 1-го кадетского корпуса, как свидетельствует Лесков в очерке «Кадетский малолеток в старости». Пегас (греч. миф.) — крылатый конь, олицетворение поэтического вдохновения. Смоленская — в данном случае Смоленское кладбище на Васильевском острове Петербурга.
Год написания: 1813