Из викингов кто-то, Фритиоф ли, Гаральд ли,
Что царства бросали — витать на драконе,
Памятный смутно лишь в книге геральдик,
Да в печальном преданьи Мессин и Лаконий;
Иль преступный Тристан, тот примерный рыцарь,
Лонуа завоевавший, Роальду подарок,
Иль еще Александр, где был должен закрыться
Путь через Инд столицей ad aras;[1]
Иль некто (все имена примеривать надо ль?)
Не создали ль образ, мрамор на вечность:
Вместит все в себе, — Лейбницова монада,
The imp of the perverse — Эдгара По человечность?
Искушение гибели — слаще всех искушений
(Что Антония черти на картине Фламандца!) —
С Арионом на дельфине плыть из крушений,
Из огня выходить, цел и смел, — саламандра!
Пусть друзья в перепуге, те, что рукоплескали,
Вопиют: «Дорога здесь!» («Родословная», Пушкин);
Ставя парус в простор, что звать: «Цель близка ли?»
Что гадать, где же лес, выйдя к опушке?
Веселье всегда — нет больше былого!
Покинутым скиптром сны опьянены ли?
И жутко одно, — этого судьба лова,
Исход сражений, что затеяны ныне!
18 апреля 1922
[1У алтарей (лат.).]
Год написания: 1922